Тема эротической выставки предполагает, что люди, имевшие неосторожность попасть на афишу, тоже должны в некотором смысле оголяться или обнажаться. Надеюсь, не в смысле Дженни из Форреста Гампа. Помните – она пела голой в баре? И не Red Hot Chilly Peppers, выступавших с носком на причинном месте. Интересно, они так к славе шли, типа как «через постель», или это просто побочный продукт их развесёлости, никак не просчитываемый ход… А что, если… (начинает снимать майку) …Стоп! А ты-то куда собрался, неужто к славе? Куда ты вообще собрался? Даже не так: откуда ты тут взялся?
История, которая вписывается в тему собрания, началась, пожалуй, в подземном переходе на Павелецкий вокзал. Он всасывает тебя из метро в свою бесконечную кишку, и ты оказываешься в Необратимости. Весна, очень промозгло, сыро, на полу бомжи. 96-й год – такое пиршество освобождённых людей. Воняет. Один весь скрючился и расположился не вдоль стеночки, как другие, а прямо поперёк, суёт под ноги свою железную кружку. Я, бесцельно слонявшийся по городу, делаю целеустремлённое лицо, как и все, и быстрым шагом вырываюсь на поверхность. Тогда я, в наболевшем, но всё-таки полу-спонтанном порыве, купил билет до Новосибирска. Там есть друг – не пропаду. Иду назад – бомж огорожен ленточкой, скучающий милиционер, ждущий скорую помощь. В этот момент я выпал из «целеустремлённого» потока. Окончательно. Я смотрел на растопыренный труп и думал: какая последняя мысль, последняя вспышка осветила его распадающийся разум? Вряд ли это была обида на чёрных риэлтеров, выкинувших его из квартиры, или досада, что не так распорядился своим ваучером… Скорее, там был первый поцелуй, юная девушка. Весна, но не такая, как сейчас. Она распадалась и уходила. Вот осталось одно колено, ощущение на пальцах – когда-то они не сжимали кружку…
Было ли это предопределено? Вот он заходит в её комнату, выуживает из пальто подарок, проводит рукой по волосам. Я кричу: «Понюхай его пальцы! Они пахнут железной кружкой!» Но куда там: они уже целуются. Он опрокидывает её на кровать, обхватывает ноги и раздвигает лбом её колени. «Озабоченный!», – она, смеясь, шлёпает его по лбу. Он рычит. «Пальцы! Пальцы! Пальцы…» Но меня нет, я фантазия.
Только не надо речёвок про «каждый кузнец своего счастья», «судьбы не существует» – мы ни черта не знаем. Мы – кто это такие, кстати, или даже: что это такое? – Мы, заброшенные непонятно куда – мы понятия не имеем, что такое пространство, что такое время. Гипотезы громоздятся. Если вы не знаете, что такое время, как вы можете судить о судьбе? Может, всё уже свершилось? И вот Я открываю дверь. Я выуживаю подарок из пальто. Нет! Прохожу к окну и бросаю его в форточку. Сибирские сугробы – за меня! Я не проведу рукой по волосам. Подальше от кровати… – Пол! Нет, стена! Коридорная система, дальше, дальше, за угол – здесь! Я прижимаю её к стене. «Озабоченный», – улыбаются её губы.
***
Как замечательно молчать и улыбаться, Ловить ворон мечтать и сразу исполняться, Ловить себя на мысли и сразу отпускать С пожёванной губой сразу засыпать. А когда мы спим, нас любят ангелы. Я заточённый херувим – потрогай мои кандалы. Гладкою змеёй вокруг ног в тебя. Смотреть из твоих глаз в зеркало любя. Каждый раз всё глубже уходить на дно. Мы любим спать внизу – заклеить бы окно. А сейчас мы спим, измазанные кровью. Растерзанные – этой самой… – любовью.
***
Чтобы вы поняли правильно: я сейчас студент НГТУ, на дворе 96-й. Мы возвращаемся с концерта «Ильвингов». Я живу в «тройке», она – в «семёрке». Общага – как приятно было из неё вырываться в квартирный уют, и как хотелось возвращаться снова и снова. Общага – жёсткое место. Некогда была. Сейчас, поговаривают, и в армии дедовщины нет – такой советской инициации – с шрамированием, ритуальными носками «дедушки». Мы недавно заходили в «тройку»: тишина… Новенькие двери, пластиковые окна и студенты в своих экранах. Там, наверное, промеж формул скользят тела, чьи-то колени идеальной модели… «Эй, молодёжь, мы здесь жили! Вот здесь Шмит подбросил свою подругу в танце, и она сломала ногу! А вот здесь – через пожарную лестницу, в обход старухи на вахте! А вон там была раз ночью разборка, в трусах и сапогах выскочили! Вот тут меня здорово отметелили. Приключение! А там – я!» В ответ – безразличный взгляд. Ни интереса, ни испуга. Тишина… Вон отсюда! На свежий воздух! Не должно быть в общаге тихо! Склеп! Склеп!
***
За окном – дождь. Все ушли – прочь. Вот и зашибись. Не тяни – ложись. Всё прошло и мне не больно. Только тупо и безвольно. Все чужие, все уходят. Спотыкаясь дни проходят. Каждый как может кость свою гложет. Люди плавятся как воск – бери в руки и лепи. Или плавься – и теки.
***
Мне кажется, судьба вступает в свои права, когда губы касаются губ, когда дыхание, как в микрофон – близко, когда руки… пальцы… «Если вам кажется, что вы всё контролируете, вы просто недостаточно быстро едите», как говаривал один победитель Формулы-1. Мы гнали – на радость мойрам, ну или кто там из богов прядёт нити судьбы? – Макошь. Хайдеггер говорил о Четверице – Боги противостоят Людям, Небо противостоит Земле. Похоже, боги задурили человеку голову, низвели до статуса игрушки. А ведь он равен богам, он на той же оси, из того же теста. Что в этом мире наше, человеческое? Любовь? Скорее всего, это выдумка богов… Вот оно, нужное слово – Выдумка. Это та самая ось. Мы – не худшие выдумщики, чем боги. Если они придумали любовь, то, как в том анекдоте про Борьбу-любовника – «он у меня такой выдумщик…» и мечтательно смотрит на люстру.
Но это анекдот. А если вступить в войну за человеческий статус? Не нужно ли презирать всё, что в насмешку спустили нам боги? Наши деды плевали и на богов, и на бога, они загадили реки и срыли горы, превратив их в карьеры. Они запускали спутники и расплющивали атом… Сейчас в нашем общежитии тишина… Только мерцают экраны.
Как расценивать свободу 90-х? Что значат извращения, которые обрушились на наши, ослабленные агонией страны, головы? Вся эта гей-политика? Мы отказались от идей создания «Нового Человека» – ни Гостьи из будущего, ни Павки Корчагина. Сталь более не закаляется. Нас всасывает «Поколение Doom». Не мы – его, а оно – нас. Мы – пассивный донный ил, который сосёт импортный земснаряд. Мы, со своими нечленораздельными хотелками – не назовёшь же это «убеждениями» – с ошмётками «стали», «Алисы», франкенштейном Павки, Исуса и Микки Джеггера в голове, мы наблюдаем, как повсюду прорастают, как грибы, педерасты. Они не гадят в реки. Они делают что-то более радикальное. Но на чьей они стороне? Это – освобождение от диктата природы, богов – или диверсия? Хорошо, человек придумал технику, но кто придумал извращение? Такой маленький тумблер в голове, сбивающий прицел и подмешивающий радугу в привычный стрим.
Я смотрю единственный «нормальный», т.е. гетеросексуальный фильм Грега Араки «Поколение Дум» и ловлю себя на мысли, что парень привлекательнее девки… Фу! Как её отбросить, заразу, эту липкую дрянь? Я знаю только один способ… И он никогда не работал: писать песни.
***
Прищеми мне пальцы дверью, преврати мой дом в келью Затяни мне ремешок, чтоб завороток кишок. И уйди. Разве ты не видишь мои сны? Мальчики… Я лежу и молчу, свою похоть не хочу, но рядом – мой распущенный Господь… Большие и добрые люди должны меня понимать Я князь из вымершего рода, нужно меня уважать. Я мальчик с мамой и отцом Мне нет охоты до работы и жития своим концом Я лежу потолок изучаю и молчу ведь рядом мой разлюбленный Господь… Я лежу и молчу, ничего я не хочу, а рядом мой возлюбленный Господь…
***
Я не знаю, почему я сказал «возлюбленный». Может быть, устал рифмовать. Тогда многие «рифмовали» – Мумий Троль, с йогуртом на губах. А уж как я возбудился, когда появилась Земфира со своей «Я девочка с плейером». Не знал, то ли смеяться, то ли плакать. Я до сих пор не понял, что такое педерастия. Не, ну понятно – передёргивает, мерзко, невозможно – но это всё физиология, инстинкты – приобретённые или врождённые – не суть. Но что это как идея? Где корень? Я не думаю, что цепочка смыслов здесь упирается в «свободу» – свободу отношений, в данном случае. Хотя бы потому, что не думаю, что означаемое этим словом может использоваться «вообще». Свобода – всегда конкретна: например, свобода от Васи. Для того, чтобы подойти к Марусе. Для этого, возможно, придётся дать Васе по зубам. А разговорчики о «свободе вообще» – это в пользу нищих. Под это словечко у них обычно шарятся в карманах, как сейчас происходит в Белоруссии. Похоже, что и разговоры о различии «свободы от» и «свободы для» – очередной интеллектуальный тупичок, заботливо организованный для шибко вумных.
Я не верю в свободу, но верю в борьбу. Если корень педерастии не в свободе, то, может быть, он в бунте, в неподчинении – естеству, обществу? Это звучит даже как-то по-мужски – как тут не вспомнить про странные инициации в разных рыцарских орденах, странности и дикости, про которые мы все слышали краем уха? Когда я слышал, что какого-нибудь активиста-педераста где-то побили, убили, посадили – было понятно, что человек-то не лыком шит, смелый гад. Но зачем?! Вся эта свобода извращения – не есть ли это западня, в которую попал Запад; чисто языковая конструкция, из которой не выбраться с помощью логики? Мы тоже стоим у входа в этот лабиринт, нога занесена, всё дело в каком-то маленьком тумблере, который вот-вот щёлкнет. Дверь захлопнется, и боги захохочут: «человечек опять попался! Эта свобода – просто волшебная!» Помните анекдот про пистолет: парень возвращается домой и говорит: «Этот пистолет, что я взял в комоде, просто волшебный – я просто направлял его на людей на улице, и они сами отдавали мне кошельки!» Так и люди, движимые пафосом освобождения, во всех сферах, порабощают себя всё больше и больше. Концлагерь – выдумка самых либеральных умов. Пафос освобождения – химера, обманка, западня. Боевые педерасты, либеральные полчища – это стадо одержимых, несущихся к обрыву, как в той притче про свиней. Фашизм – одержимый экологизмом – гармонией с природой, евгеникой – разведением лучших сортов человеческого рода, кастами – якобы нормативным устройством арийского общества, описанным Дюмезилем – всё это огромная свиноферма богов. Церковь, с её заповедями и старушками-разносчицами – Нет, не надо. Только борьба. Только «Мы наш, мы новый мир построим». Только Человек.
Вы скажете: «А как же гармония?» – И гармонии – пуля, если подведёт.
***
Моя мечта из трёх берёз заблудилась в мире потных грёз. Убью её ножичком под грудь, подарю ребёнка – без ребёнков жуть. Получу по морде – приключение. Разведу Полли на печение. Моё безумие! Поживём со мной потихонечку, полезай ко мне на коечку. Будем снег смотреть, на лавочках сидеть, Будем водку пить, истошна любить. Тиски на виски. Тужусь-тужусь – мозги в куски! Моё беззубие!
***
Зачем Достоевский убил Настасью Филипповну ножичком под грудь? Только немножечко – чайная ложечка – крови? А зачем я это делаю? Запутать судьбу, тысячу раз сказать одно – а пальцы крестиком? Есть такая фишка – одевать маски, чтобы обмануть злых духов, например. Чем больше счастье наполняло мою грудь (или, что равнозначно, полнота счастливилась), тем мрачнее были песни. Или тоскливее. «Всё понятно, – скажет психоаналитик, – тут Эрос, тут Танатос – делов-то». А я скажу: «Иди в жопу!»
***
Она – разлука. Она – низом. Грязными руками. Скука. Берег тает за кормой. А я уже хочу домой. Но дома всё не просто так. Холодное тело и бардак. Вонючий кот. И я как тот Синдбад-мореход. Что происходит? Куда-то всё уходит. Родные берега и она – не родные ни фига. И если честно, мне не интересно, Мне всё пресно, мне с нею тесно. И я не знаю, чего желаю, в кого кончаю… Синдбад-мореход.
***
Откуда вся эта… не сказать «грязь», но ерунда, ну право: «онанизмы», «кончания»? Ну разве нельзя как-то… Дело в том, что когда тебе 20 с хвостиком, а на дворе – 90-е, то ничего путного у тебя в загашнике и нет. Ты только что орал с Летовым в магнитофоне «Мы лёд под ногами майора» и «КГБ-рок», потом – с ним же! – «Пой, Революция!» и «Ленин, такой молодой» – и уже ничего не понимал… Победа! Победа? Ведь свобода же! Но что-то в воздухе свободы какой-то душок, что это? Не понятно.
«Когда мне было 20 с хвостиком, и глаза лопались от траха, Мой третий глаз буравил мир в районе паха. Когда мне было 20 с хвостиком, я, собственно, и был тем самым хвостиком…»
Хоть я и послал психоаналитиков куда подальше, но вот Лакан… Интересный дядька. Там такая мысль у него есть, что орган – это не часть целого, выполняющая определённую функцию, а самостоятельная сущность, со своими, подчас не связанными с «целым» (теперь в кавычках) функциями. Так, глаз светится, на самом деле. На черта он это делает? Не понятно. Органы каким-то произвольным образом составляют человеческое тело, и во многом бестолково. Но самый вопиющий пример, как всегда у психоаналитиков – это член. Ты не можешь быть господином своего члена. Плевать он хотел на твои приказы. Зато попасть в плен члена – проще некуда. Я не специалист в физиологии, но думаю, женщинам тут радоваться нечему, у них та же ситуация, только геометрия самую малость другая.
И вот, в одном углу ринга стоишь ты, в другом углу стоит член. Хотя нет, не так. Лучше так: ты стоишь, как Геракл, обвитый кольцами змеи, и раздираешь её пасть. Тут могут сказать – ну что за монашеские приколы, а мы вообще не христиане, это у них там монахи, целибат и прочее умерщвление плоти. Дескать, нужна гармония! И вообще – это же источник наслаждения!
Не знаю, не знаю. Похоже на стокгольмский синдром, знаете, когда заложники переходят на сторону захватившего. Просто Геракл, пошире раздвинув змее челюсти, лезет ей в пасть: «Всё, я в домике, я и есть – Змея». И сколько сразу лестных эпитетов: мудрый – как Змея, хладнокровный – как Змея, быстрый – как Змея.
Или как-нибудь вырваться? Языковые конструкции загоняют в угол. Назвался груздем – взмой в небо!
***
Сорвать цветок и пить ядовитый сок – чтоб побелел весок. Прожить семь жизней одному, отдаться бесу. Бежать над болотом, пока хватит сил, упасть, зарыться среди могил. Виться через дыры в черепе и ждать, есть землю, постигать, как Змея Я сам себе пророк, я сам себе венец. Есть всему конец. И светел я, как вода из ручья. Гадом буду я. Я знаю поле небо и дорога, там запускают Змея
***
Добавить комментарий