В каждом городе есть свои знаковые места, служащие магнитом для людей творческих и увлечённых – фольклором ли, живописью, танцем, боевыми искусствами или макраме. Их «намоленные места». И необязательно этот высочайший статус соответствует официальному – это может быть… простой подвал простой хрущёвки. Если вы увлекаетесь народным творчеством и приехали в столицу республики Тыва город Кызыл – скрытые силы человеческого притяжения обязательно выведут вас к подвалу дома по улице Декабристов, 8.
Здесь, без малого тридцать лет, располагается база детского этнографического ансамбля «Октай», репетиционный зал и изостудия, она же – гончарная мастерская. В этих стенах всегда людно – и уже бывшие октайцы приводят своих детей обучаться русскому фольклору и пластическим искусствам. Здесь всегда что-то происходит: то зазвучит так любимая геологами бардовская песня, то запоёт конский волос игила (народного инструмента Центральной Азии), то откроется выставка работ, то гости толпятся на праздничный концерт. А среди гостей легендарного подвала можно увидеть и главу республики, и вице-премьера, и федеральных чиновников. Не секрет, что и президент Российской Федерации неоднократно посещал Тыву как с деловыми визитами, так и с сугубо туристическими целями по приглашению Сергея Кужугетовича Шойгу и – конечно! – встречался с октайцами. Так кто же эти люди? Рассказывает руководитель изостудии, тувинский художник, керамист Юрий Ахпашев:
«Это было ещё при Советском Союзе. Мы с моей женой Надеждой и соседкой Светой сидели на кухне, пили чай и думали о перспективах. У Надежды уже была в голове концепция фольклорного ансамбля. До этого она занималась в фольклорной группе под руководством А. Гапурова, потом они вчетвером – Надежда, наш старший сын Макар, соседка Амина и её дочь Даша организовали некий прообраз «Октая». Были ещё молодые педагоги из пединститута, но они потихоньку отошли. Так вот тогда, за чаем, мы и решили обустроить под репетиции этот самый подвал. Мы все были молодые геологи, и наш дом был специально построен Тувинской геологоразведочной экспедицией для молодых семей. Ещё на этапе строительства, зная, что в доме будет много детворы, подвал был приспособлен для создания детского клуба, коммуникации убрали повыше. Вот мы и взялись это место облагородить – обновить штукатурку, полы, освещение. Значительную помощь в нашем начинании мы получили от руководителя экспедиции Валентина Леонидовича Авруцкого».
В те годы жизнь в значительной степени вращалась вокруг места работы – и детские учреждения, и базы отдыха, и досуговые мероприятия, и художественная самодеятельность – всё это каждая организация выстраивала «под себя».
Не была исключением и Тувинская геологоразведочная экспедиция. Художественная самодеятельность экспедиции была одной из лучших в республике, в клубе «Геолог» проходили концерты и творческие вечера сотрудников – певцов, танцоров, литераторов. Некоторые из них были награждены высокими званиями, как например певица заслуженная артистка Тувинской АССР А.Е. Никитчина. (Забегая вперёд скажем, что руководитель детского фольклорного ансамбля «Октай» Надежда Васильевна Пономарева удостоена почетного звания «Заслуженный работник культуры Республики Тыва»). Вот из такой среды вышли – нет, вошли в неё в романтической юности, встретились и выросли как личности, как творцы – супруги Юрий Ахпашев и Надежда Пономарёва. Уже нет той организации, стране оказалась не по карману геология, лабораторно-камеральный корпус и многочисленные здания экспедиции населяют мириады фирмочек – но остался подвал на Декабристов, 8, и там никогда не забывают, что их связала мечта об экспедициях, о гитаре у костра и звёздном сибирском небе.
Юрий с детства имел тягу к рисованию и лепке, но поучиться в художественной школе не пришлось. В возрасте семи-восьми лет он с друзьями нашёл на чердаке стопку потрясших его на всю жизнь рисунков, выполненных тушью и пером: изумительные красавицы в когтях кровожадных львов и подобная романтика. Среди этих рисунков оказалась старая книга с железными застёжками: «Учебный рисунок» для студентов художественных академий. Книга стала верным спутником Юры на многие годы. Перепрыгнув «скучные кубики и цилиндрики» он жадно набросился на рисование человеческих фигур. Да так ловко у него всё это получалось, что в их далёкую деревню даже приезжал журналист из областной газеты, сфотографировать «удивительного мальчика». Правда, «удивительный мальчик» испугался и убежал – пришлось сфотографировать брата. Но к «кубикам и цилиндрикам» пришлось вернуться – уже работая в экспедиции, Юрий принял решение круто изменить свою жизнь и поступить в училище искусств, на очное отделение. Ему было уже 24 года, двое детей, он получал заочное высшее геологическое образование в Томском политехническом институте – и тут такой поворот!
«Серьёзное отношение к профессии подразумевает вложение больших усилий в саморазвитие в выбранной сфере – и в какой-то момент я понял, что, находясь в геологической партии, я всегда стремлюсь нарисовать какой-нибудь натюрморт, вылепить что-нибудь из буровой глины, вырезать из дерева – и это увлечение начинает конкурировать с геологией, мне интереснее развиваться в этом направлении. Были сомнения – всё-таки здесь я имел стабильный заработок, ясные перспективы, а там – неизвестность. Но решил, что, однако, надо».
Юрий подошёл к начальнику экспедиции – так мол и так, думаю увольняться. Но Валентин Леонидович («классный мужик был!» – замечает Юрий Макарович) предложил другой вариант: не пороть горячку, а перейти на должность художника-оформителя в экспедиции. Раньше ведь не существовало оперативной полиграфии и компьютерного дизайна – всё оформление делалось вручную, от панно в заводской столовой, до доски почёта и стенгазеты. До этого экспедиция заказывала подобную работу у сторонних художников. Юрию выделили ставку, помещение – вначале, как водится, подвал, а потом и просторное светлое помещение в «камералке», в котором он и проработал 7 лет, до 1990 года. Свою дипломную работу Юрий делал, само собой, по заказу родной геологоразведочной экспедиции: триптих в технике флорентийской мозаики. Сейчас фото подобных мозаик из «заброшек» (заброшенных производственных зданий советской эпохи) во множестве выкладываются в сеть с горько-ироничной подписью: «найдены следы высокоразвитой цивилизации».
Но, конечно, Юрий не удовлетворялся ролью штатного оформителя – по своей натуре он новатор, всё время в поиске новых форм. Соцреализм начал отходить в прошлое. «Я тогда тотально следил за всем, что происходит в художественной жизни, скупал в киоске все журналы, которые продавались в Кызыле – советские, германские, румынские. Несколько раз нас отправляли за счёт бюджета в Эрмитаж, Русский музей, Третьяковку на практику. Это большая школа. Помню, я стоял перед «Портретом Стасова» кисти Репина, маленькая такая работа – а как классно сделана! Всё прикидывал – как же он это сделал, с чего начинал, тени, лицо, как подбирал». Потом были увлечение Серовым, Петровым-Водкиным – с его немножко искажённой перспективой, колоритным предметным миром. «Я тоже рисовал гранёные стаканы, селёдку, кусты сирени – такие академические и при этом немножко детские работы. Но через всё это нужно было пройти». А потом было сильнейшее увлечение постимпрессионизмом: Сезанн, Ван Гог.
«Мы ездили на родину жены в Архангельск, я там делал этюды – «Старый лесозавод», северные мотивы – но смотрелись они как юг Франции, потому что у меня в голове был Сезанн, я смотрел его глазами…
…Потом «переболел» кубизмом, Пикассо, Кандинским, экспериментировал с фактурами, коллажами. Потом пошло беспредметное, нефигуративное искусство. Я не подражал знаменитым авторам ради подражания – я пытался понять, как и что, в ходе своего самообразования».
Подобные эксперименты были встречены довольно прохладно в местных худсоветах и выставкомах. Там сидели люди из поколения фронтовиков, со своими жёсткими представлениями о должном в искусстве. Кто-то из них сравнил работы Ахпашева с работами критикуемого в то время советского художника Роберта Фалька. «Круто!» – подумал Юрий – и был выставлен в коридор. В буквальном смысле: работы выставлялись, но «из-под полы» – в коридорах учреждений.
Но на общесоюзном уровне уже начали происходить тектонические подвижки: в 1986 году в Ленинграде прошла огромная выставка работ Павла Филонова, работы которого томились в запасниках многие годы. Она произвела на Юрия ошеломляющее впечатление. В прессе пошли статьи запрещённых художников и о художниках: Илья Кабаков, Эрик Булатов, Гриша Брускин, Виталий Комар и другие.
«Я увидел первую публикацию Ильи Кабакова в журнале «Искусство». Смотрю: так мы же плывём по одной реке! Это дало мне такой мощный фундамент. Я понял, что я не одинок в своих поисках форм, в размышлениях: в чём смысл искусства, что надо делать, куда идти. Это дало мне силы, ведь тяжело, когда работы идут в стол».
Тогда, в «коридоре отверженных», Юрий познакомился со многими интересными мастерами. Некоторые из них безуспешно пытались попасть в союз художников – это было и престижно, и выгодно: персональная мастерская, путёвки на творческие дачи, в конце концов – официальная возможность полностью располагать своим временем и не подпадать под статью о тунеядстве. Но ко времени вступления Юрия в художественную зрелость всё в государстве зашаталось, и в сфере изобразительного искусства тоже. Молодого автора стали приглашать на зональные (Сибирь и Дальний Восток) выставки через голову местных выставкомов. Неформальные, подвальные (!) выставки андеграунда имели ошеломительный успех. Поменялось время, поменялись приоритеты – и мысль попробовать вступить в союз художников затерялась в череде более насущных задач.
В 90-е годы Юрий занимался сценографией – оформлял сцены для филармонии, министерства культуры, комитета по делам молодёжи, занимался оформлением городской среды к праздникам. В то время нужно было находить эффектные и при этом дешёвые решения. Зачастую, сам шил громоздкие декорации, такие как летающая собака размером с грузовик ЗИЛ-131 – в год собаки. Занимался изготовлением эстрадных кукол-марионеток и тростевых кукол для местного кукольного театра.
И вот однажды, друзья – питерские археологи привезли в подарок керамические свистульки – одного медведя и непонятное существо о трёх лапах с одним глазом. «Интересно. Потом мы с «Октаем» поехали в Новосибирск, на фестиваль в Академгородке. Там на ярмарке я опять натолкнулся на глиняные свистульки. «Однако, думаю, я научусь их делать!» Помучался – учителей-то не было – но освоил дело. Дальше – больше. Акцент в изостудии тоже постепенно сместился на глину. В итоге мы учим основам рисунка, композиции, владения кистями, цветоведению, но главное – это глина». Оно и понятно – хоть в подвале и прорубили окно в приямок, но естественного освещения для занятия рисунком маловато. А искусственный свет – уже не то. Другое дело – глина – материя скорее тактильная, нежели визуальная, умение работать с которой передаётся в буквальном смысле «из рук в руки» или, по словам мастера, «обучением в четыре руки».
В начале пути в гончарной мастерской Юрия Ахпашева изучают самые известные образцы традиционной глиняной игрушки: цветастых и нарядных дымковских барышень, абашевских кентавров, кожлянские свистульки, филимоновские, романовские, скопинские, каргапольские. В какой-то момент ищущая натура Юрия Марковича начала генерировать свои персонажи и образы, характерные для Тувы: верблюдов, козликов, быков, а также изумительных тувинских красавиц и мифических существ – свирепых львов с собачьими головами, грифонов – которые тоже обретают тувинский колорит благодаря орнаменту и характерным шапочкам. К особенностям ахпашевских игрушек, помимо выбора персонажей, следует отнести особые цвет и пропорции. Игрушки монохромные, без росписи. За счёт технологии восстановительного обжига они приобретают оттенок от бронзы до чугуна, с некоторым металловидным свечением.
А пропорции всех элементов находятся в прямой взаимосвязи с пропорциями кисти художника: с толщиной и длиной пальцев, формой изгибов, даже линиями на ладони. За счёт этого все фигурки, при видимом разнообразии, несут на себе печать внутреннего единства.
Кроме того, мастер делает акцент на «музыкальную» глину – почти все игрушки являются ещё и музыкальными инструментами – здесь и простые свистульки с тремя звуками, и более сложные глиняные флейты – окарины. «Барашки» в руках глиняной шаманки тоже оказываются крохотными музыкальными инструментами – и всё это по-настоящему звучит!
Таким образом, за десятилетия работы выработалось авторское видение, которое, возможно, искусствоведы когда-нибудь назовут «современной тувинской глиняной игрушкой». «Дело в том, – объясняет Юрий, – что если почитать «Историю искусств Тувы», то там ни слова не сказано про керамику. Есть живопись, есть скульптура, есть резьба по камню, художественная обработка кожи, металла. Я считаю своей сверхзадачей, чтобы эта ситуация изменилась». Ȫ
статья написана для журнала “Народное творчество” и размещается на О.ру в авторском варианте с разрешения редакции
Добавить комментарий