Сетевой журнал «О.ру»

Макс Антипов: Здравствуйте! Я знаю Ваш журнал, даже с удовольствием его читаю, когда попадаю в наши учреждения культуры, которые его выписывают. У нас, к сожалению, с каждым годом всё меньше и меньше отраслевых изданий.

– Здравствуйте! Расскажите, пожалуйста, о задачах, которые Вы решаете как главный режиссёр фестиваля.

– В этом году  произошли некоторые изменения в организационной структуре фестиваля, теперь я меньше занимаюсь вопросами организации процесса ­– это делает дирекция. В мою же творческую задачу входит всё, что касается происходящего на главной сцене, включая первоначальный отбор и предложение пула хэдлайнеров. Фактически через месяц после того, как фестиваль заканчивается, мы начинаем подготовку следующего фестиваля. Где-то в феврале я формирую список артистов, достаточно избыточный, порядка 12-15 коллективов, и предлагаю его нашему экспертному совету и дирекции фестиваля. Сам отбор – это не номинальная процедура, это коллегиальное решение. Мы делаем шорт-лист, каждый член экспертного совета делает свои заметки, расставляет коллективы, делая своеобразный «хит-парад». Далее начинается арифметика, мы отбираем верхний топ «хит-парада», учитывая, что на три фестивальных дня нужно от 6 до 9 хэдлайнеров, в зависимости от количества конкурсантов, которые выступают, как правило, с 18:00 до 21:00. В таком временном формате мы работаем уже лет 5. В этом году конкурсантов несколько больше, поэтому два дня конкурсная программа начиналась с 17:00. По ходу фестиваля происходят замены, подвижки графика. Так, не смогла долететь до нас эстонская команда «TRAD.ATTACK!» – уже в аэропорту произошла накладка в системе бронирования авиабилетов. Для нас очень важно не обмануть ожидания зрителей, потому что, что греха таить, большинство приезжает именно на хэдлайнеров. Поэтому мы оперативно изменяем, заполняем программу. В данном случае, обещали хэдлайнерскую программу до двух часов ночи, в итоге «назаполнялись» так, что перебрали на полчаса.

– Всё это требует серьёзной способности договариваться, искать компромиссы. Как Вы оцениваете своё взаимодействие с заказчиками, учредителями?

– К счастью, к моей работе относятся уважительно, дают определённую свободу действий, и, спасибо огромное, доверяют. Смотрите, у меня самый большой кабинет – я здесь, по сути, один! (Смеётся. Фестивальным кабинетом Макса Антипова служит тренажёрный зал стадиона, интервью проходит в антураже штанг и гантелей). А искать и идти на компромиссы приходится в любом случае, если работаешь в большом проекте и ты не Иосиф Виссарионович Сталин.

– Какой у Вас стиль управления? Вы жёсткий администратор или приветствуете творческий бедлам?

… Не секрет, что многие используют такой инструмент, как повышение голоса, начинают орать, как-то строжиться. Это совсем не в моём стиле, я считаю, что все люди способны понимать нормальное, вежливое общение. А что касается работы администратора – я понимаю все эти механизмы, знаю, что и как – но это не моё. Я позиционирую себя как «креативного продюсера».  Хотя наше министерство, по каким-то одним им ведомым причинам, предпочитает термин «главный режиссёр» (смеётся).

– Будучи режиссёром, Вы создаёте наполнение фестиваля. Является ли фестиваль, таким образом, отражением Вашей личности? Какие Ваши черты проецируются на фестивальную аудиторию?

– Мне кажется, является. Если бы фестиваль был мне не близок, если бы я не был с ним на одной волне, я бы ушёл после первого года.

Я не люблю выполнять работу в стиле «тянуть лямку». Мне кажется, всё должно быть органично. Этих трёх дней (трёх для наших гостей, а для оргкомитета – как минимум недели) – вот этой летней недели ждёшь, по ней скучаешь.

Более того, команда, которая здесь складывается, эти взаимодействия потом переносятся в обычную жизнь, мы много встречаемся в Красноярске, сотрудничаем, проводим совместные проекты. Здесь же люди открываются как-то по-новому, раскрывают новые грани своей личности. Поэтому для меня фестиваль – это что-то, идущее изнутри.

Можно сказать, что у нашего фестиваля есть свои узнаваемые черты: это широта души – он открытый, смелый, он развивается, и мы, организаторы, стараемся быть не косными, не замыкаться в каком-то узком русле. Фестиваль способен на поступки. Нам приходится ежечасно принимать какие-то решения, очень оперативно действовать: здесь же сосредоточены большие массы людей, из разных городов, часто говорящих на разных языках. Вот это мне очень близко.

 – Какова Ваша модель идеального фестиваля? На что Вы ориентируетесь?

– У меня нет идеальной модели фестиваля. Я бы хотел съездить на «Alpha Future People», посмотреть, как там всё устроено, это open-air фестиваль современной электронной музыки в Подмосковье, который уже года три проводит Альфа-Банк. В этом году собирался посетить «Дикую мяту» – не получилось. Но наши сотрудники там были, кто-то даже работал, привозят свои впечатления и наблюдения, вот сейчас мне пишут с «Нашествия». Это помогает нам хотя бы не наступать на те же грабли, на которые наступали на других фестивалях.

– Какова Ваша стратегия по привлечению специалистов к организации фестиваля? Отдаёте предпочтение красноярским? Последнее время менеджмент масштабных, зрелищных проектов зачастую сплошь англоязычный.

­– Здесь всё происходит естественным образом. Если бы была видна слабина, некая лакуна, например, стало бы понятно, что режиссёр не справляется, или плохой комплект света или звука, а в ближайшей округе нет подходящей замены – искали бы на стороне. Я – абсолютно «за». Мне приходится часто ездить… «Приходится» – неправильное слово. Я с удовольствием езжу по стране, делаю проекты в других городах, и могу сказать, что мы гордимся организацией нашего фестиваля по праву. Я считаю, что мы – локомотив в культуре региона, и мы не собираемся сдавать в этом смысле позиции.

­­– Выбор  подрядчиков проходит через тендеры?

– Конечно, поскольку наш учредитель – Министерство культуры Красноярского края, фестиваль проходит при поддержке Министерства культуры Российской Федерации, поэтому мы не имеем права тратить бюджетные деньги по-другому.

– Какие основные принципы Вашей самоцензуры как режиссёра? Что Вы заведомо отсекаете?

– Совершенно точно не пройдёт какая-нибудь пошлость. Какой-то откровенный лубок, которого достаточно много, когда люди только так представляют себе народную культуру. Мы, наоборот, открыты для экспериментов. Для интересных экспериментов. Но выбор в каждом конкретном случае – это большое коллегиальное решение.

В этом смысле у меня двоякое отношение к нашему экспертному совету. С одной стороны – это такой камень на наших ногах, потому что для того, чтобы работать по хэдлайнерам, мы должны согласовать выбор с советом, и только потом двигаться дальше. С другой стороны, для меня экспертный совет – это невероятная радость и помощь, потому что рефлексируя, обмениваясь мнениями с ними, я могу получить какие-то рекомендации, что-то новое узнать.

«Bubamara Brass Band», например, который выступал у нас в первый день фестиваля – это рекомендация председателя жюри Сергея Николаевича Старостина. На конкурсную программу у нас двухступенчатый отбор. Сначала члены жюри отсматривают в индивидуальном порядке видеоматериалы, которые присылают конкурсанты. Потом мы организуем большой сбор жюри в Москве, и они ещё раз, уже вместе, смотрят эти материалы и выносят коллегиальное решение. Поэтому какую-то развесистую «клюкву» увидеть и услышать на этом фестивале достаточно сложно.

– Культура, особенно корневая, всегда используется различными национализмами. Это естественно – каждый, кто ищет, на что опереться, ищет опоры, в том числе, в культуре. Как у Вас с националистической тематикой, вообще с политикой?

– У нас нет политики. Конечно, разные силы пытаются использовать фестиваль в своих интересах, приходится принимать решения. Несколько лет назад приезжали ребята с партийными флагами, не буду упоминать, какой партии – не суть важно. Мы их не выгоняли, мы тактично объяснили, что фестиваль – не политическое мероприятие. В конце концов, это тоже естественный процесс – в какой-то момент они сами понимают, что здесь они оказываются неуместны, как дураки в чистом поле со своим флагом. В тот раз они просто взяли и убрали свою агитацию – ни к чему это. То же самое с межконфессиональными отношениями. У нас одно время  было очень много кришнаитов. Ребята приезжали со своими колокольчиками, песнями, раздавали свою литературу – их сейчас тоже нет. Они раз – и исчезают. В один из недавних фестивалей приезжали представители православной церкви, привозили так называемый мобильный храм, палатку, установили крест, проводили крестный ход, если я не ошибаюсь.

– На фестивале с самого начала присутствует также древний, языческий компонент – что касается обрядов, символики. Вспомнить купальский обряд, который проводил Красноярский государственный ансамбль песни «КрасА» Красноярской краевой филармонии.

– А куда пропали шаманы?

– Шаманка Ай-Чурек ездила на фестиваль, когда он ещё назывался «Саянское Кольцо». Она ушла из жизни и, по сути, на территории Красноярского края, на его северных территориях, шаманов не осталось. Точнее, насколько мне известно, есть единственный шаман, с Таймыра, практикует он очень редко. А те, кто появляются здесь под видом шаманов – костюмированное шоу, и люди это очень чётко понимают: сфотографироваться – пожалуйста, но не более того. Мне кажется, одна из причин этого в том, что у нас фестиваль безалкогольный, т.е. есть серьёзное ограничение на продажу и употребление алкоголя. Если бы пьяных было больше, то эти ряженые пользовались бы большим спросом.

– Как введение сухого закона повлияло на количество зрителей?

– Мне кажется, это один из факторов того, что зрителей становится больше. Выросло количество семейных, приезжающих целыми семьями, зрителей. В этом году мы сделали новую трапезную, фуд-корт, на котором сконцентрировали все заведения общепита, это оказалось очень удачным решением.

– Территория фестиваля довольно большая, и когда из каждой торговой точки звучала своя музыка, зачастую не имеющая ничего общего с фольклором, это вносило некий сумбур. В этом году ситуация изменилась.

– Да, мы начали  создание единого фестивального радио, в котором звучат записи всех предыдущих лет фестиваля. Мы ещё не дотянулись до удалённых мест, до палаточного городка, но это только вопрос времени. Также мы решили вопрос с интернетом. Дело в том, что количество журналистов, работающих на фестивале, за последние три года выросло кратно. В прошлые годы мы покупали им мобильные модемы и это просто «клало» местную сеть. Теперь один из главных партнёров фестиваля, «Ростелеком», установил здесь большой роутер.

– Как  бы Вы выразили кредо фестиваля?

– Кредо фестиваля – «Миру Мир!» Наша основная задача – чтобы у людей на лицах были улыбки, чтобы люди за эти три дня набирались позитива настолько, чтобы им хватало его хотя бы до нового года.

– Последний вопрос, на самоидентификацию. МИР Сибири –  это мир европейский? Азиатский? Расхожий ответ, что это мост, но на мосту долго не проживёшь…

– Для меня это точно не мост. Мне кажется, это такая квинтэссенция новой культуры. Это микс, здесь и Азия, здесь и Восток. Здесь совершенно сдержанные в обычной жизни тувинцы, которые в лагере вместе с конкурсантами из европейских городов страны совершают какие-то невероятные музыкальные коллаборации, улыбаются, вовсю играют на своих инструментах, вместе поют …

– … «Гражданскую оборону»

– … Например! Здесь скрытные, при первом впечатлении, хакасские девчонки, отплясывают на вечерних дискотеках так, что только шум стоит. Поэтому мне кажется, что

наше кредо – это такой большой «культурный замес».

И мы чётко знаем, что из этого получится, т.е. результат предсказуем, мы бьёмся за то, чтобы культура развивалась, чтобы традиции не только не умирали, но и не становились замшелыми. Бывает, нам говорят: «вот, так петь нельзя». К примеру, Инна Желанная вчера показала новый проект «Вилы», и мы уже получаем подобную отповедь в соцсетях. Но ведь это развитие, это так подан материал, тот самый материал из фольклорных экспедиций, который по крупицам набран. Нельзя его всё время одинаково подавать. Инна подала его так, и это здорово.

– Тем более что это материал славянских народных поверий о не самых добродушных женских мифических существах ­– вилах. Эта программа – не сухая академическая справка, на сцене вилы буквально обретают плоть и кровь.

– Вот именно…

Доводилось слышать про «МИР Сибири»: «Ой, бабкины песни, не поеду». Я говорю им: «Ребята, вы вообще о чём? Вы даже не представляете, что там происходит». Те, кто приезжал сюда детьми, через пять-семь лет снова приезжают, уже учась в училищах искусств, или получая высшее образование. Смотришь – и слёзы наворачиваются, потому что ты помнишь его или её ещё ребёнком, а видишь перед собой уже сформировавшегося человека со своим взглядом, который подаёт традиционную культуру как-то по-особенному, но – главное! – в свои 17-20 лет не плюнул на неё, не ушёл в сторону «попсы» или «американизации», как это принято говорить, а остался в этой культуре. Наша задача, как раз, сделать так, чтобы люди понимали, что вот эти корни – они живые, они не засохли, и из них можно черпать и расти дальше. Ȫ

статья написана для журнала “Народное творчество” и размещается на О.ру в авторском варианте с разрешения редакции